Из архивных документов... В августе 1942-го…

Страшное слово «оккупация» ворвалось в жизнь щербиновцев 6 августа 1942 года.  В этот день немцы вошли в станицу Старощербиновскую.  Людям пришлось жить во вражеском режиме.  184 дня длился период оккупации нашего района. 184 дня страха и ужаса, аресты, массовые расстрелы мирных жителей, жестокая расправа со станичниками-подпольщиками, гибель интернациональной диверсионной группы парашютистов.

Наш долг сохранить  память об этой трагической страничке истории нашей малой родины, о том жестоком времени и людях, которые ради нашей свободы отдавали жизни, трудились для Победы, выживали и сохраняли жизни своим детям и близким.

Чем больше времени нас отделяет от тех страшных лет, тем меньше остается участников и свидетелей событий войны. А ведь настоящая история – это то, что помнят люди, рассказывают из поколения в поколение.

Сведения о 6 августе 1942 года (это был четверг) и оккупационном периоде, сохранились в воспоминаниях станичников:

             (ф.Р-107, оп. 4., д. № 21, 24, 36)

Записано членом Щербиновского отделения РОИА О.В. Гальченко по воспоминаниям жительницы станицы Старощербиновской Н.М…,

1928 г.р.:

«...Как сейчас помню 1942г. Горела нефтебаза, элеватор. Жили мы на улице имени Софьи Перовской недалеко от дороги, ведущей на Староминскую. Перед приходом немцев все было бесхозно и тащили все, что можно было - все бы досталось захватчикам. Пошли и мы на нефтебазу, что за станцией, за керосином. Нефтебаза горела. Наточили бензин и на тачке, довезли до переезда в конце улицы С-Перовской. Поднимаемся на насыпь, дальше мост. А тут перестрелка. Со стороны станции движется наш бронепоезд. Мы бросили тачку и бежать. Забежали во двор. Видим - во дворе соседа на большой  вишне расположился наш пулеметчик. А в нашем дворе в большой яме, типа окопа, засели наши солдаты. Недолго думая, я с братом спрыгнула туда. Сидим, дрожим от страха. Я не заметила, как мы с братом остались в яме одни. Но вот затихла стрельба, мы вылезли и побежали за тачкой и кадкой с керосином. Вдали послышался рокот мотоциклов. Бежим по жд путям. Наконец, нашли свою тачку, приладили кое-как бочку с керосином и спешим обратно домой. Видим, наша машина-полуторка лежит на боку. Неподалеку от машины  убитый солдат. Видно, тяжелый был бой. До этого, под мостом заметили погибшего матроса.

Между тем, недалеко от кладбища завершился бой. Рабочий батальон, державший на кладбище оборону, вынужден был отступить. Наступила черная ночь оккупации. В наш обширный двор на «фурманках» въехали румыны. Хозяйничая, во дворе развели костер. Один из румын приказал мне поймать курицу. Я пожаловалась на боль в ноге. Когда румын вынул пистолет, я обомлела. Убив курицу, потребовал сковородку, яйца. Поев, кинул, как собакам кость, сковородку к двери и вскоре солдатня покинула наш двор.

Так сложилось мое первое впечатление о новом порядке. Затем еще больше узнала, что такое «Новый порядок», и что он несет людям. Дело в том, что к нам в станицу в начале войны прибыл эшелон с евреями. Одна семья была размещена в нашем просторном доме - пожилая пара с парнем и девушкой. Вскоре, после оккупации станицы фашисты объявили о регистрации евреев.

Некоторые евреи, предчувствуя недоброе, скрылись и местные колхозники прятали их на полевых станах в соломе. Остановившиеся же в нашем доме четверо евреев прошли регистрацию и через некоторое время получили приказ явиться с вещами. И вот, стоим мы в один из дней у моста на окраине нашей улицы и видим, как движется колонна гражданских лиц, а по бокам конная охрана. Я заметила в толпе знакомых евреев. Подбежала и только успела спросить куда их ведут. Юноша ответил, что в Староминскую, а затем на Родину. Тут же меня лошадью оттеснил конвоир.

Дело было после обеда. Вечером мы увидели возвращающихся конвоиров и стали недоумевать, как это так быстро людей сопроводили в Староминскую. Невдомек нам было, что в балке, справа от шоссе, ведущего на Староминскую произошла трагедия. В период оккупации станицы, наряду с другими советскими людьми был расстрелян и учитель нашей второй школы Виктор Иванович Малявин. Запомнился он мне, как организатор наших школьных дел, праздников.

Наша вторая школа была вынуждено закрыта, мы с братом и сестрой покинули дом родственницы и ушли к маме. Моя мама перед войной и всю войну проработала за станицей в одной из бригад колхоза имени Ворошилова. Меня определили в бригаду к маме. Так началась моя трудовая жизнь.

Сестра стала дояркой, брат (меньшенький) - воду подвозил. Ну а я чего только не выполняла…»

 

Рассказала жительница станицы Старощербиновской Р.И…,

1953 г.р.:

«…Во время оккупации немцы в нашей станице занимали для проживания самые хорошие дома: высокие и добротные.

Семья моей бабушки Наталии К… жила в хорошем доме с высоким фундаментом. В нашем доме поселился немецкий офицер, а Наталии с детьми пришлось жить в подвале. У офицера было два денщика: немец и румын. Пищу они носили офицеру с какой-то своей кухни. Румын был злой и когда он занимался хозяйством, то было плохо. Немецкий офицер не съедал свои порции еды, а румын, убирая остатки продуктов, смешивал их, старался испортить и отдавая их Наталии,  говорил: «На, покорми своих свиней!» (т.е. детей).  Денщик - немец старался все принести аккуратно, чисто, отдавал еду вежливо и доброжелательно.

Наталия была дружна с семьей евреев, живших по-соседству: мать, отец, девочка и сын Зюзя (его так ласково называли).

Сын Наталии - Михаил (мой отец)  и Зюзя были уже взрослыми парнями, родители отправили их в степь, на всякий случай, подальше от немцев. Пока ребята были в степи, немцы вместе с другими евреями, за станицей, расстреляли всю семью Зюзи. 

Когда парни вернулись, Наталия немцам сказала, что Зюзя - это ее сын и оставила его жить в нашей семье. Спасая еврейского парня, она рисковала своей жизнью и жизнью своих детей.

Когда немцы ушли, Михаил и Зюзя кинулись в военкомат. У Зюзи документов не было. Бабушка рассказывала, что возраст ему определяли как-то по зубам. Призвали ребят на фронт, как братьев, вместе. И служили они все время вместе. До Берлина оставалось дойти 11 км, когда Михаила ранили. Зюзя шел рядом, но в пылу боя вынужден был идти дальше. Он видел, как Михаил упал, но когда вернулся,  не нашел того. Зюзя очень горевал, плакал и сам писал Наталии похоронку: «без вести пропал». А Михаил был жив, его раненого санитары вынесли с поля боя и отправили в госпиталь. После войны он вернулся домой. О Зюзе Михаил ничего не знал, связь прервалась.

В 1968 году,  возвращаясь из школы, я увидела под нашим двором машину и представительного вида мужчину в военной форме. Он сказал, что ищет Михаила. Мы тогда были научены осторожности и молчанию, поэтому я сказала, что сейчас позову маму. Отец в это время спал, после командировки. А мама испугалась, что он что-то натворил и его пришли арестовывать. Она растолкала его, говорит: «что ты натворил, почему за тобой пришли?» Отец встал и взволнованный стал выходить. Потом помню, как у него побежали слезы, когда он увидел приехавшего военного, как они кинулись друг к другу, обнимались и плакали. Оказалось, что это приехал Зюзя. Он стал генералом. По службе был направлен в Ейск и решил заехать в наш дом. Он был уверен, что Михаил погиб и заехал узнать о семье.

Михаил умер в 1995 году. Зюзя к нам заехал последний раз в 2003 году. Узнав о смерти друга он сокрушался, что ему не сообщили. Это была наша последняя встреча…»

 

Записано членом Щербиновского отделения РОИА Т.Н.Закоморной, со слов очевидца событий Людмилы Карлаш (1926 г.р.):

«…В августе 1942 года немцы входили в станицу  двумя путями: со стороны речки  и по дороге из Староминской (мимо кладбища).

В районе речки при отступлении немцами были убиты красноармейцы. Они лежали прямо на улице.   Одного из убитых Людмила Карлаш со своей сестрой похоронили  в  районе огородов за домами Николаева, Шамрая (ныне прокуратура)…»

 

Воспоминания жительницы станицы Старощербиновской  Т.Л…, 

1934 г.р.

          «…6 августа  1942 года началась оккупация нашего района. В этот день появились немцы. Они въезжали со стороны восточной окраины станицы.

Наши станичники – мужчины непризывного возраста, которые не ушли на фронт, приняли бой с наступающими немецкими силами. Это бой произошел в районе кладбища. Стреляли в немцев, прячась за крестами и памятниками. Были вынуждены отступить …»

                                                    

Информация члена Щербиновского отделения РОИА Д.И.Бублик:

          «…Мой отец рассказывал мне о первом дне оккупации района –               6 августа 1942 года.

Жили они с семьей тогда возле речки по улице Розы Люксембург (на квартале, ограниченном улицами Максима Горького и 40 лет Октября).

На тот момент ему было около 10 лет и он хорошо помнит, как в их двор, видимо отступая от немцев, забежал мужчина в казачьей форме с шашкой в руке. Шашка была в крови. Мужчина попросил напиться воды и потом с товарищами на лошадях ушли в сторону Ейска…»

          Информация члена Щербиновского отделения РОИА

Г. М. Малышевского,  1949 г. р.:

«…Со слов моих старших родственников, 6 августа 1942 года немцы въезжали в станицу со стороны станицы Староминской.

Часть немецкого транспорта  въехала в станицу по улице Краснопартизанской, а другая часть – в объезд, въехала на улицы, расположенные возле речки.

В станице было какое-то военное подразделение: наши военные отступали, а въехавшие немцы по ним стреляли.

Моя мама –  Людмила Карлаш (1926 г.р.), со своей младшей сестрой Юлией Карлаш, (1928 г.р.), жили в доме по улице Красной, в двух кварталах от речки. В тот день недалеко от дома они подобрали красноармейца. Был ли он уже убит в тот день, или умер от ран позже, не могу сказать, не знаю. Также не знаю: солдат это был или матрос.

В  районе огородов за домами Николаева, Шамрая (ныне прокуратура) была воронка от бомбы, сброшенной  советским кукурузником. В той воронке мама с тетей Юлей похоронили неизвестного солдата.

Румыны заходили со стороны станицы Новощербиновской. В районе химскладов УСПР был бой. Погиб солдат, который стрелял в румынов из-за железной дороги. Местные женщины это видели. Они его похоронили там же к ЖД. На памятнике было написано «Неизвестный солдат». В 1950-е  годы его перезахоронили на территории мемориала в парке.

По улице Красной располагался продовольственный склад румынов. Мама (она была ребенком) с сестрой поджидали когда румынский солдат уйдет  на обед и пробирались в склад. Они потихоньку брали шоколадки и другие продукты…»

 

Записано членом Щербиновского отделения РОИА  Т.А.Васьковой  со слов В.Г.Середа:

«…С 1931г. по 1951 г. директором школы № 3 был мой отец Г.В.Середа. Он рассказывал, что во время оккупации почти все школы были разграблены, но не немцами, а местными жителями. Немцы взяли в школе знамена, сняли портреты и ушли. А люди, считая, что лучше они заберут карты  (получали из них марлю), учебники (обложка с книг – ткань), чем все это заберут немцы, ринулись в школу.

И техслужащая М.Г… с топором охраняла школу: таким образом, в школе № 3 все осталось в целости и сохранности…»